«Верю в жизнь, верю в смерть и опять снова в жизнь».
Родился Владимир Александрович 1 июля 1901 года в Москве. Отец — Александр Фёдорович Луговской преподаватель русской литературы и инспектор старших классов Первой московской мужской гимназии; после революции возглавлял различные школы в сельской местности. Мать — Ольга Михайловна была певицей, потом преподавала пение. Любовь отца к русскому искусству оказала на сына огромное влияние. Владимир Александрович вспоминал: «Я отличался феноменальной неспособностью к математике и фанатической приверженностью к истории, географии и литературе. Этими предметами я занимался всегда очень усердно, далеко заходя за программы гимназии. Отец любил водить меня по Москве, возил по старинным русским городам на Севере, в Поволжье, на Оке, раскрывая предо мной все богатства великой русской культуры и прививая мне любовь к родной старине. Почему-то я с детства пристрастился к морскому делу, читал не только книги и романы о путешествиях и морских сражениях, но и специальные мореходные книги, вырезал картинки и собирал альбомы морских кораблей. И таким же увлекательным был мой мальчишеский жадный интерес ко всему, что касалось Средней Азии. Даже не могу объяснить, почему она с ранних лет влекла меня. Я подолгу застаивался перед картинами Верещагина и хорошо знал карту хребтов и дорог великих азиатских просторов. Читал я все запоем, без толку, сумбурно, бросаясь от одной темы к другой. Делал свои собственные открытия. Так, для тайников своей души я открыл «Казаков» Толстого — именно «Казаков», а не «Войну и мир», «Одиссею» Гомера. Таким откровением были для меня и страшные глаза Шаляпина в «Борисе» и Серовский Петр в Монплезире, в рубашке, раздуваемой балтийским ветром. О стихах я тогда не думал, хотя вокруг все кипело стихами. А самым загадочным и чудесным были для меня писчебумажные магазины, в которых я мог находиться часами, принюхиваясь к запахам, перебирая тетради, карандаши, альбомы, краски. Все, что относилось к письму, рисованию, было для меня священно».
У каждого есть заповедный дом,
Для памяти милый и важный,
А я обхожу с огромным трудом
Магазин писчебумажный.
Совсем незаметный и скучный такой,
Он рай пресс-папье и открыток.
Пройду — и нальется забавной тоской
Душа, на минуту открытая.
Наступил 1917 год. Пришла и ушла февральская революция, и ослепительной молнией грянул Октябрь. Октябрьская революция и гражданская война диктовали свои условия жизни: «Октябрь повернул и перевернул все мои мысли, заставил почти задохнуться ветром времени, и с тех пор слово «ветер» в моих стихах стало для меня синонимом революции, вечного движения вперед, неуспокоенности, бодрой и радостной силы. Отец сразу же пошел работать в Наркомпрос, а я, досрочно кончив гимназию, поступил в 1-й Московский университет, но очень скоро уехал в Полевой контроль Западного фронта. Темные и голодные города Смоленщины, кипевшая вокруг борьба с кулацкими восстаниями, романтика революции, необыкновенный подъем, который я ощущал в те дни, незабываемы».
ПЕСНЯ О ВЕТРЕ
Итак, начинается песня о ветре,
О ветре, обутом в солдатские гетры,
О гетрах, идущих дорогой войны,
О войнах, которым стихи не нужны.
Идет эта песня, ногам помогая,
Качая штыки, по следам Улагая,
То чешской, то польской, то русской речью
— За Волгу, за Дон, за Урал, в Семиречье.
«Слово «ветер» в моих стихах, — писал поэт, — стало для меня синонимом революции, вечного движения вперёд, бодрой радости и силы». После возвращения с фронта в 1919 году начался самый светлый — курсантский период юности Владимира Александровича. Он поступил в главную школу всевобуча, окончил ее и перешел в Военно-педагогический институт. Вот тут-то и вырвались стихи, столь долго сдерживаемые. Писал Владимир днем и ночью. Читал свои стихи Брюсову, Бальмонту. Тут началась дружба с Всеволодом Пудовкиным и общее увлечение Маяковским.
Так жизнь протекает светло, горячо,
Струей остывающего олова,
Так полночь кладет на мое плечо
Суровую свою голову.
И я ошалею и буду писать,
Безвыходно, нетерпеливо,
Как пишут по небу теперь паруса
Серебряного залива.
Вокруг все бурлило, зарождались новые течения в литературе и искусстве, и они – студенты — слушатели Военного института, работавшие по четырнадцать часов в сутки, вдохновенно отдавались всему новому и удивительному, что принесла с собой революция. Ставили спектакли, выпускали машинописные сборники стихов, спорили до утра и вообще жили напряженной творческой жизнью. Будучи курсантом школы, Владимир Александрович дал почитать стихи Анатолию Васильевичу Луначарскому, «который к величайшему моему ужасу и радости напечатал их в «Новом мире» (1924г.), что, кстати, огорчило моего отца, который взял с меня слово еще целый год не печатать стихов», вспоминал Луговской. Первый сборник стихов «Сполохи» Владимир Александрович опубликовал в 1926 году в издательстве «Узел». В это время Луговской подружился с поэтом Павлом Антокольским. Творческие методы их были разные, но страсть к поэзии и понимание поэзии, одинаковые.
Что же ты невесела,
Белая береза?
Свои косы свесила
С широкого плеса,
С моха, камня серого
На волну сбегая,
Родимого севера
Дочка дорогая?
Большим, поворотным этапом в литературной жизни поэта явилась длительная поездка по рудникам, заводам и фабрикам Урала и Ростовской области. Вернувшись из этой поездки, Виктор Александрович близко познакомился с Маяковским и в феврале 1930 года вместе с Багрицким вслед за Маяковским вступил в РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей). Весной 1930 года в составе известной Туркменской бригады писателей (Н.Тихонов, П.Павленко, Вс.Иванов, Л.Леонов, Г.Санников) Луговской уехал в Среднюю Азию. Это было в пору строительства колхозов, в пору резкого обострения классовой борьбы в деревне. Поэту пришлось побывать и в пустыне и на границе, все это осталось в памяти и определило целый этап в его творчестве — эпопею «Пустыня и весна», которую писал в продолжение почти четверти века. Первое стихотворение этой эпопеи «Большевикам пустыни и весны» было написано ночью в Чарджоу и сразу определило содержание, а также название всех будущих книг о Средней Азии.
Вы, незаметные учителя страны,
Большевики пустыни и весны!
Идете вы разведкой впереди,
Работы много — отдыха не жди.
Работники песков, воды, земли,
Какую тяжесть вы поднять могли!
Какую силу вам дает одна
— Единственная на земле страна!
В этом же году выходит книга стихов «Мускул», (1930г.). По возвращении из Туркмении домой, поэт в качестве корреспондента «Красной звезды» отправляется с эскадрой Черноморского флота в Турцию, Грецию и Италию. Результатом этого путешествия стала книга «Европа». Весной 1931 года Луговской отправился на ликвидацию басмачества в Среднюю Азию. Несколько месяцев находился в рядах пограничных войск и принимал участие в операциях на территории Таджикистана, Узбекистана и Туркмении. Так родилась вторая книга «Пустыни и весны», а несколько позже поэма «Дангара». В творчество Владимира Александровича вошла еще одна тема: тема границы и славных пограничников.
Давно это было…
Разъезд пограничный в далеком Шираме,
— Бойцов было трое, врагов было двадцать,
— Погнался в пустыню за басмачами.
Он сгинул в песках и не мог отозваться.
В 1933 году Н.Тихонов, П.Павленко и Луговской поехали в Дагестан. Эта поездка еще больше укрепила дружбу между ними, и вдохновила на книгу «Каспийское море».
Только тот, говорят, кто горяч и черств.
Расценивается в долг и смолоду
На миллиарды зонных вёрст,
На миллионы золота.
В 1935-1936 годах в составе группы советских поэтов Луговской совершает большое путешествие по Западной Европе. Был в Польше, Чехословакии, Австрии, Швейцарии, Англии, Германии и Франции. «После смятенной Европы, полной страхов и надежд, меня с какой-то особенной силой потянуло к теме нашей советской родины и, даже точнее, к советской России». В это время выходят его маленькие поэмы: «Комиссар Усов», «Кухарка Даша», «Дорога» и др. Во время войны Владимир Луговской оказался в глубоком кризисе — моральном и литературном. «Броненосец» советской поэзии, как шутили о нем, оказался не слишком бронированным. Выбрался он из этого кризиса своими последними книгами — «Солнцеворот», «Синяя весна». Книга «Солнцеворот», вышла в 1956 году. Книгой «единого дыхания» назвал я ее, говорил Владимир Александрович. В ней как бы дан разрез по вертикали чувств, мыслей, переживаний человека, а в этом разрезе, как в геологическом сбросе, видны все наслоения.
Над необъятной Русью
С озерами на дне Загоготали гуси
В зеленой вышине.
Заря огнем холодным
Позолотила их.
Летят они свободно,
Как старый русский стих.
Высшее достижение творчества Луговского — «Середина века» (опубликована 1958г.), книга поэм философской направленности, которую сам поэт называл «автобиографией века». Книга «Алайский рынок», где Луговской исповедуется, стала одним из удивительных памятников нашего литературного наследия. Поэт писал, не отрываясь, радуясь, что каждый день приносит реальную пользу для души. «1956 год был для меня особенно плодотворным», — говорил поэт. «Весна этого года налетела на меня целым вихрем образов, воспоминаний, ассоциаций. Казалось, вся жизнь с дружбой и любовью, с разлукой и смертью друзей, с вечной радостью за свою родную природу заново прошла перед глазами». Последняя работа поэта — книга «Синяя весна». Эта книга о том, если бы человек взял свое живое сердце и выжал из него самое дорогое, романтическое, что он испытал за сорок лет революции, то все это замечательное и испытанное отразилось бы в подобной книге.
Владимир Луговской последние месяцы своей жизни работал в Доме творчества (Переделкино). Он работал с неудержимой страстностью, молодо, восторженно. Отрываясь от работы, он стремительно и жадно искал общения с людьми, с теми, кому мог бы почитать только что написанное.
5 июня 1957 года Владимир Луговской скоропостижно скончался в Крыму (в Ялте) в полном расцвете своего большого, яркого, молодого таланта. Отличительные черты поэтического стиля Луговского — напряжённый лиризм, эмоциональность образного мышления. Творчество Луговского чрезвычайно богато достижениями современной поэтической техники. Богатство и разнообразие стихотворных приёмов поэта ставят его в ряд крупных мастеров современной поэзии.
