Трагедия братоубийственной гражданской войны и исхода, тоска по родине и вера в ее возрождение – все это отразилось в стихах и прозе участника Белого движения, молодого поэта Ивана Саволайнена, писавшего под псевдонимом Иван Савин. Его называли «певцом белой мечты». Новой родиной для него стала земля предков – Финляндия. Там он становится корреспондентом эмигрантской газеты, пишет свои первые стихи. Судьба отвела ему всего 27 лет жизни, но созданные им стихи и рассказы неоднократно переиздавались – как в эмиграции, так и в сегодняшней России, его творчеству дали высокую оценку Иван Бунин и Александр Куприн.
Дед Ивана Савина по отцу, уроженец Финляндии Йохан Саволайнен, был капитаном или штурманом торгового судна, осевшим в Одессе и женившимся на гречанке, которую встретил в Елисаветграде. Их сын Иван Саволайнен, по профессии нотариус, женился на Анне Михайловне Волик, вдове-помещице из старинного молдавского рода Волик-Отян. Этот брак был заключён по страстной любви. Анна Волик была старше Саволайнена на 10 лет, и у неё к тому времени было пятеро детей.
У них родилось еще трое детей: будущий писатель Иван Савин (29 августа 1899 года), его брат Николай и сестра Надежда . Через несколько лет супруги расстались, но все восемь детей, оставшихся с матерью сохранили настоящую крепкую дружбу между собой, каждую неделю приходили в гости к отцу. Детство и юность проходят в местечке Зеньков Полтавской губернии. Еще в детские проявляется интерес к литературному творчеству. В 11 лет он пишет свое первое стихотворение, в 14 лет его стихи и рассказы впервые публикуют в местных изданиях.
Революция и гражданская война несут гибель почти всем членам семьи, вставшей на сторону белых. Два старших брата, выпускники Михайловского артиллерийского училища, расстреляны в Симферополе в ноябре 1920 года. Младший брат Николай в возрасте 15-ти лет погиб в бою. Брат Борис был зарублен под Каховкой.
Будущий писатель, окончив в 1919 году Зеньковскую мужскую гимназию, вступил в Добровольческую армию. Служил в 3-м и 2-м кавалерийских полках, в Крыму — в 3-м сводно-кавалерийском полку и в эскадроне 12-го уланского белгородского полка.
В ноябре 1920 года, когда Красная армия заняла Крым, он находился в лазарете, больной тифом и не смог эвакуироваться. Иван Саволайнен попал в плен к красным и чудом избежал расстрела, испытав издевательства и голод и холод, пройдя подвалы ЧК (все это он описал в автобиографической повести «Плен»).
Его родным удается, продав оставшиеся ценности, подкупить чекистов и освободить Ивана. Он приезжает в Петроград и проводит там холодную и голодную зиму, отразившуюся потом в его произведениях. Там он встречается с отцом.
Как потомок гражданина Великого княжества Финляндского Иван получает гражданство Финляндии и в 1921 году через Петроград вместе с отцом уезжает на родину предков. Несколько месяцев Иван проводит в санатории, восстанавливая здоровье. Там его ждет еще один тяжелый удар судьбы – Иван узнает, что его невеста вышла замуж за большевика, хотя все ее родные были убиты красными.
После санатория он устраивается на сахарный завод в Хельсинки, где уже работал его отец. Будущий поэт сколачивает деревянные ящики. Им вместе с отцом была отведена небольшая комната с русской печкой.
Но именно в этот непростой период своей жизни он делает первые шаги в журналистике, а в 1924 году становится корреспондентом нескольких эмигрантских изданий: берлинской газеты «Руль», рижской «Сегодня», белградской «Новое время», ежедневника «Русские вести», выходившего в Хельсинки.
Иван Савин хорошо играл на рояле, рисовал, увлекался театром. При Кружке русской молодёжи работала Студия любителей драматического искусства, где ставились пьесы поэта. Иногда в любительских спектаклях участвовал и сам автор.
В газетной рецензии тех лет отмечается: «Наибольший успех имел шарж Ивана Савина „Служитель муз“. Сама пьеса произвела очень хорошее впечатление оригинальностью сюжета. Разыграна она была живо и интересно. Особенно следует отметить искренность и правдивость тона г-на Савина ».
О другом спектакле, по пьесе «Молодость», театральный критик писал: «Прекрасно провел роль Лесницкого И. И. Савин, которому удались искренний, теплый тон, проникновенность обреченности и глубокий драматизм переживания».
В 1926 году в Белграде вышел его единственный прижизненный сборник стихов «Ладонка», изданный Главным правлением Галлиполийского общества. Многие стихи «Ладонки» посвящены лагерю Белой армии в турецком Галлиполи; хотя сам поэт никогда там не бывал, галлиполийцы высоко ценили его творчество.
В 1924 году в жизни поэта произошло важное событие — он женился на Людмиле Владимировне Соловьевой, дочери полковника 1-го Финляндского стрелкового полка.
«Пробыв только короткое время в Финляндии, Савин начинает писать фельетоны, воспоминания, стихи и сразу же, в свои 24 года, завоевывает любовь и уважение всей русской колонии. Наша русская колония была небольшая, но очень теплая и интересная. Савин образовал «Кружок молодежи»; мы ставили его пьесу «Там», пьесу «Молодость» (она у меня есть) и устраивали бесчисленные лекции и вечера памяти Блока, Ахматовой, Гумилева, Есенина. Мы жили!.. Был устроен суд над Евгением Онегиным… На одной из встреч кружка я встретила Ивана Савина… Уйти от судьбы нельзя, Бог решил соединить жизнь больного, измученного человека с молоденькой, здоровой, любящей литературу и искусство девушкой… Я была не только женой Ивана Савина, я была его другом, секретарем и переводчицей… Я присутствовала при рождении его стихов, знала их полуродившимися… Черновиков у Савина, можно сказать, совсем не было. Стихи он начинал писать на обертке финских сигарет, а потом садился сразу за машинку, продолжая писать, почти ничего не исправляя», — писала через много лет вдова поэта в предисловии к вышедшему в 1988-м году в США сборнике «Всего одна жизнь».
Вместе с женой Иван Савин побывал на Валааме, где встретился с Анной Вырубовой и ее матерью Надеждой Танеевой. Интервью с Надеждой Танеевой было направлено в одну из крупных газет Швеции.
« Оба работали и летом 1926 года мы уехали в Куоккала, к художнику Захарову, который повез нас к Илье Репину. Сразу началась теплая, искренняя дружба между маститым художником, милейшим из милейших, и молодым поэтом. У меня висит портрет Репина со следующей надписью: «Необыкновенно красивому Ивану Ивановичу Савину, на добрую память. Илья Репин, 1926 год», — писала Людмила Савина-Сулимовская, вспоминая также, что великий художник собирался написать портрет Ивана Савина.
Жизнь поэта оборвалась неожиданно и безвременно. Иван Савин умер 12 июля 1927 года от заражения крови после неудачной операции по удалению аппендицита. Последний приют он нашел на православном кладбище Хиетаниеми в Хельсинки.
«Мне позволили быть две недели ночью у кровати больного, днем я работала. За это время мне удалось получить прелестную квартиру, с окнами в парк, где в пруду водились белые лебеди. Известный парк в Хельсинки Кайсаниеми. Наконец, мне предложили взять больного домой… Квартиру он еще не видел и, приехав домой, плакал от радости. Через несколько дней ему стало хуже, но рядом с кроватью лежал любимый томик Чехова. И он просил меня рассказывать, как мы поедем летом к границе России собирать его любимые цветы ромашки.
В горячую душную ночь, около 4-х утра, Савин нацарапал на листке бумаги «вспрыснуть морфий… доктора». Но было поздно. Укол не помог. Поэт затих и долго смотрел прямо перед собой в огромное окно, куда заглядывали ветки деревьев, потом осенил себя широким крестным знамением и сказал ясно и тихо «Господи»…
Это было в 5 часов утра, в день свв. Апостолов Петра и Павла, в 1927 году, в Хельсинки, Финляндия».
Иван Бунин в газете «Возрождение» писал: «После долгой и тяжелой болезни скончался в Гельсингфорсе молодой поэт и молодой воин — Иван Савин… То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе; во-первых, по причине полной своеобразности стихов и их пафоса; во-вторых, по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон, некоторые же вещи и строфы — особенно».
Стихи и проза Ивана Савина не раз переиздавалась за рубежом. Российский читатель впервые смог встретиться с ними лишь в 90-е годы прошлого века.
На Сайме
Чего здесь больше, капель или игл?
Озерных брызг или сосновых хлопьев?
Столетний бор, как стомачтовый бриг,
Вонзился в небо тысячами кольев.
Сбегают тени стрельчатой грядой
На кудри волн по каменистым склонам,
А лунный жар над розовой водой
Приколот одуванчиком зеленым.
Прозрачно дно. Озерные поля
Расшиты желтыми шелками лилий.
Глухой рыбак мурлычет у руля
Про девушку, которую убили.
В ночную воду весла уронив,
Дремлю я, сердце уронив в былое.
Плывет, весь в черном бархате, залив
И все в огнях кольцо береговое.
Проснулся ветер, вынырнув из трав,
Над стаей туч взмахнул крылом незримым…
И лунный одуванчик, задрожав,
Рассыпался зеленоватым дымом.
1925
